ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ШКОЛА

 

---

Дж. Бреннан, Дж. Бьюкенен Причина правил. Конституционная политическая экономия. Выпуск 9 серии "Этическая экономия: исследования по этике, культуре, и философии хозяйства" / Пер. с англ. под ред. А. П. Заостровцева. — СПб: Экономическая школа. 2005. 272 с.

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

            Англо-американская юриспруденция подчеркивает пра­вило «разумного подхода»; она полностью игнорирует ра­зумный подход к правилам. Мы играем в социоэкономические - правовые - политические игры, которые могут быть эмпирически описаны только с помощью их правил. Однако большинство из нас играют без понимания или оценки пра­вил, - как они возникли, как обеспечивается их исполне­ние, как они могут быть изменены и, самое важное, как они могут быть нормативно оценены. Базовая «конституци­онная неграмотность» распространяется на и включает в се­бя как специалистов, так и неспециалистов. Мы отмечаем со смесью восторга и зависти тех умных стратегов, которые манипулируют существующими правилами к их собствен­ной выгоде. Именно этим личностям, выступающим скорее в роли спекулянтов, чем мудрецов, слишком многие подра­жают. Смышленость присутствует в большом количестве, но мудрость, кажется, становится все более редкой.

           Наша гипотеза подтверждается почитанием, которое американцы оказывают отцам-основателям. Джеймс Мэди­сон, Бенджамин Франклин, Томас Джефферсон и равные им выделяются своим глубоким пониманием смысла правил в политическом порядке; понимания, которое оно заложили в конституционные документы - «священные» тексты, кото­рые, несомненно, сохранили свое влияние через два столе­тия. Мудрость и понимание отцов-основателей подверглись серьезной эрозии в наше время. Ухудшение социального, интеллектуального, философского капитала западного гра­жданского порядка ощущается сегодня многими, хотя бы только интуитивно.

           На наиболее фундаментальном уровне правила находят свое основание в никогда не иссякающем желании людей жить вместе в мире и гармонии, без непрерывной гоббсиан-ской войны всех против всех. Каким образом общественный порядок может быть установлен и сохранен? Вся наука об обществе и философия, прямо или косвенно, должны зада­вать этот вопрос.

          Отчасти относительное пренебрежение этим вопросом в его явной форме вытекает из отсутствия четко определенно­го ответа. Когда мы признаем, что естественной склонно­стью человека является преследование им его собственных интересов и что различные интересы людей почти неизбеж­но вступают в конфликт, то слишком легко впасть в отчая­ние. Кажется, что любой общественный порядок покоится на чрезвычайно хрупком основании. Должна ли жизнь быть либо «отвратительной, жестокой и короткой» в анархии или под Левиафаном?

           Два пути к спасению в широком понимании давали на­дежду ученым и гражданам на протяжении веков. Один из них есть способность человека к моральному совершенство­ванию. Люди, со временем, могут полюбить друг друга. Много энергии было потрачено на достижение этой цели. Наблюдаемый успех - сомнителен, хотя мы не хотим здесь судить эти усилия как недостойные или ненужные.

            Второй возможный путь спасения от «общественной ди­леммы» не требует того, чтобы люди стали «лучше» в неко­тором принципиальном моральном смысле. Этот подход на­чинается с людей как существующих эмпирических реаль­ностей, с их моральными изъянами и всем прочим. Эти ре­альности, обобщенные в несколько неудачном афоризме «человеческая природа», ограничивают достижение состоя­ния социальной гармонии. Однако даже в рамках такого ог­раничения остается надежда на устойчивый социальный по­рядок благодаря соответствующим замыслу, построению и поддержанию правил, которые устанавливают пределы на пути, где каждому позволено навязывать свое руководство Другим,

           Идея, что правила могут заменить мораль, были знако­мы экономистам и философам, по крайней мере, со времен Адама Смита. И, конечно, великим интеллектуальным от­крытием XVIII столетия был спонтанный рыночный поря­док - открытие того, что внутри некоего надлежащего уст­ройства правил («законов и институтов», согласно фразео­логии Адама Смита) индивиды, преследуя собственные ин­тересы, могут продвигать интересы других. Результат - ог­ромная сеть социальной координации, усовершенствованная и распространенная вплоть до границ разделения труда, ко­торая даже столетия спустя не поддается воображению, ко­гда оценивается как организация сотрудничества. Однако сотрудничество агентов на рынке не требует ни того, чтобы эти агенты понимали устройство, ни чтобы они превосходи­ли обычный моральный уровень в своем поведении. То, что оно требует, так это надлежащий «конституционный кон­текст» - правильное устройство правил вместе с некоторы­ми средствами принуждения к их исполнению.

             Все это однажды уже было центральной частью «поли­тической экономии» и даже сегодня учебники экономики сохраняют остатки этих принципов. В то же время эконо­мистов буквально стали определять как тех, кто «знает, как работают рынки», причем «работа» понималась в терминах координации индивидуального поведения через институ­циональную структуру. Однако с первых лет этого столе­тия⁸ профессиональные экономисты сместили свое внима­ние. Они занялись предсказаниями эффектов экзогенных изменений на наблюдаемые и измеряемые характеристики рыночных результатов (цены, ставки заработной платы, ко­личества благ и т.д.) и разработкой логических выводов из альтернативных предположений (или альтернативных «мо­делей»). Вместе с этим смещением внимания современные экономисты, по-видимому, утратили раннее понимание, ко­торое, было, возможно, их главным разумным основанием в любом «общественном» смысле.

⁸ Речь идет о начале XIX столетия, так как книга издана в 1985 году — Прим. науч. ред.

 

 

вывести тестируемые гипотезы относительно влияний кон­кретных изменений в базовых параметрах на наблюдаемые политические результаты. Другие теоретики общественного выбора (социального выбора) заняты аналитической эзоте­рикой в моделировании альтернативных политических ме­ханизмов.

           Третье направление исследовательской деятельности в общественном выборе - и это именно то направление, в ко­тором мы лично более всего участвуем - имеет больше об­щего с ранней традицией в «политической экономии». Цель здесь - понять работу альтернативных политических инсти­тутов, так что выбор между такими институтами (или уст­ройствами правил) может происходить на основе более пол­ной информации.

            Мы назвали эту исследовательскую программу «консти­туционной политической экономией», как в подзаголовке данной книги, так и в других работах. В широком понима­нии предмет этой книги - методология конституционной политической экономии.

            Эта исследовательская программа не является новой ни для одного из нас. Мы совместно, по отдельности, в соав­торстве с другими, по кусочкам и частям, здесь и там дела­ли предыдущие попытки поддержать конституционное по­нимание. Конкретно, мы начали с анализа того, как прави­ла политического порядка работают, как такие правила мо­гут быть выбраны и как могут быть установлены норматив­ные критерии для такого выбора. Мы также, особенно в ра­ботах начала 1980-х годов, пытались анализировать базовую логику правил; показать, почему правила или институты, а не результаты, должны быть в центре исследования. Как выяснилось, эта разновидность анализа, которая, как мы думали, пользуется почти всеобщим пониманием, оказалась на удивление противоречивой. Наш опыт в попытке убедить других, - как в академической среде, так и за ее пределами, - признать результаты анализа наиболее сложных и ком­плексных вопросов конституционного построения породили растущую убежденность в том, что интеллектуальная про­блема расположена на глубочайшем уровне мыслительного процесса. Без разделяемой «конституционной ментальности», без некоторого начального общего основания, от кото­рого может продолжаться обсуждение, вся аргументация об этом построении превращается в ничто.

            Поскольку мы сами являемся профессиональными эко­номистами, мы были особо озадачены нежеланием наших коллег принять то, что мы называем конституционной пер­спективой. Экономисты в этом столетии были весьма озабо­чены «провалами рынка», которые были в центре внимания экономистов-теоретиков благосостояния, которые домини­ровали в экономической мысли середины столетия.⁹ Этот упор на провалы рынка распространился как на микро, так и на макроуровень анализа. Ученые, специализирующиеся на любом из этих уровней, не демонстрировали нежелания давать советы правительствам по детальным корректиров­кам рынка и макроэкономическому управлению. В ретро­спективе, после появления теории общественного выбора, кажется странным, что эти ученые так редко демонстриро­вали желание применять их аналитический аппарат к от­личным от рынка институтам; они почти не уделяли вни­мания политике и политическим институтам. Раз политиче­ские рекомендации, как представляется, возникли из их аналитики провалов рынка, то не было последующего ана­лиза, направленного на доказательство того, что люди в их политических ролях, как принципалов, так и агентов, ведут себя так, как диктуют предписания экономистов. Неявно экономисты оказались запертыми в рамках предпосылки, что политическая власть вручена группе моральных супер­личностей, чье поведение может быть описано как соответ­ствующим образом ограниченная функция общественного благосостояния. Первые робкие попытки некоторых перво­проходцев теории общественного выбора внести оттенок практического реализма в наши модели индивидуального поведения в политике были подвергнуты обвинениям в идеологическом предубеждении. Миф о благонамеренном деспоте, кажется, имеет солидную устойчивость, - явление, которое мы специально исследуем в главе 3.

⁹ Естественно, имеется в виду XX столетие — Прим. науч. ред.

 

 

общественном порядке. Наши инте­ресы ограничены нашей исходной предпосылкой, что люди должны оцениваться равные в моральном плане. В нашей исследовательской программе конституционалистская пер­спектива с необходимостью является контракционистской - положение, составляющее предмет главы 2.

           Обсуждение в этой книге может быть разделено на че­тыре части. Первые четыре главы охватывают общие вопро­сы в любом анализе правил. Глава 1 проводит принципи­альное различие между конечными состояниями или ре­зультатами, возникающими из поведения в рамках правил и самими правилами. С помощью введения нескольких не­зависимых обоснований мы делаем попытку показать, по­чему важен наш упор на правила. Как уже отмечалось, гла­ва 2 обсуждает свойства нормативного положения, обычно именуемого «контракционизм». Как также отмечалось, гла­ва 3 представляет нашу попытку понять оппозицию консти­туционному подходу. Глава 4 сосредоточена на методологи­ческой и часто упускаемой стороне вопроса - различии ме­жду выбором в рамках действия конституции и конститу­ционным выбором; это ставит нашу работу близко к рабо­там классиков политической экономии. В частности, мы ут­верждаем, что поведенческие предпосылки, пригодные для анализа правил, могут быть отличны от тех, что уместны для предсказаний в отношении результатов, порождаемых четко определенными правилами.

             Главы 5 и 6 рассматривают временное измерение выбора в частных - в их отличии от коллективных - системах. Це­лью является показать, что индивиды будут вполне рацио­нально в большей мере дисконтировать будущее в контексте коллективного выбора - факт, который дает отчетливое ос­нование для правил в системе коллективного выбора. Об­щая абстрактная аргументация главы 5 развивается в главе 6 путем обращения к трем современным примерам. Анализ «политики без правил» с помощью этих трех примеров дает серьезную поддержку раннее приведенным аналитическим аргументам.

           Главы 7 и 8 исследуют связь между правилами и «спра­ведливостью» в различных толкованиях. Глава 7 предлагает интерпретацию понятия справедливость, которое зависит от предшествующего существования ограниченного правилами поведения. В той мере, в какой справедливость ценится, то понимая так справедливость дает основание для правил. В главе 8 мы обращаем внимание на вопрос о распределитель­ной справедливости. В отличие от более привычного обсуж­дения, посвященного сравнениям альтернативных вообра­жаемых «распределений», упор делается на действие «по­литики без правил» в предпринятой попытке воплощения норм распределительной справедливости.

            Книга завершается главой 9, которая стоит в стороне от остального обсуждения. Мы правильно могли бы быть обвинены в наивности, если бы нам не удалось обратиться к критической проблеме осуществления. Возможны ли кон­ституционные изменения в демократии? Ясно, нет, если имеет место широко распространенное неведение о смысле правил. Однако как реформа сумеет преодолеть идентифи­цируемые особые интересы даже при наличии требуемого конституционного здравого смысла? Кассандра смотрит че­рез плечо в таких случаях, но все наши усилия, в этой кни­ге или где-либо еще, свидетельствует о нашей вере, что мы сможем, как участники в продолжающемся академическом диалоге и, в конечном счете, как граждане, улучшить пра­вила игры, в которую мы играем.

            Как отмечено, отчасти мотивация для наших упражне­ний в данной книге лежит в реакции, с которой столкну­лась наша предшествующая работа, как среди симпатизи­рующих, так и антагонистов в равной мере. В большей мере эта реакция базировалась, мы полагаем, на принципиаль­ном непонимании - неудаче уловить, что мы пытались сде­лать. Оказались ли мы более успешными в наших настоя­щих усилиях - это решить смогут только читатели. Здесь нужно сделать только одно замечание, и заключается оно в том, что при написании этой книги мы были более, чем обычно, зависимы от наших критиков. В этой связи, мы должны выразить особую благодарность Ричарду Масгрейву и Джюлесу Коулмену, которые преподнесли нам величай­ший академический комплимент - восприняли нашу работу серьезно. Среди наших ближайших коллег Дуайт Ли внес вклад в некоторые идеи представленные в главах о полити­ке и времени, а Лорен Ломаски - его присутствие всегда стимулирует - дал ценные комментарии относительно глав 6 и 7. Комментарии Виктора Ванберга к главе 1 помогли нам избежать двусмысленности, а комментарии Денниса Мюллера на главу 7 также были полезны. Несколько заме­чаний Роберта Толлисона помогли нам исправить всю руко­пись.

            Эта книга, подобно предшествующей книге Власть об­лагать налогом и многим другим более коротким работам, истинный продукт обоих авторов. Однако труд должен быть разделен и ответственность за первый вариант работы рас­пределена. На Бреннана легла задача первоначальной рабо­ты над главами 1, 4, 7 и 8; на Бьюкенена - оставшиеся гла­вы, а именно главы 2, 3, 5, 6 и 9. Некоторые из материа­лов, в особенности из глав Бьюкенена, были сперва пред­ставлены в лекциях на конференции Фонда Свободы в Сноуберде, Юта, в 1981 году и в Оксфорде, Англия, в 1982 году.

             Непосредственно помогал нам в наших усилиях Центр изучения общественного выбора, университет Джорджа Мэсона, а косвенно те, кто щедро поддерживал программы Центра. За более обширный проект по «конституционной политической экономии», частью которого является эта книга, мы с благодарностью признательны Фонду исследо­ваний в экономике и образовании, Лос-Анджелес.

            В развивающейся традиции Бьюкенена, мы должны снова поблагодарить Бетти Тиллман за компоновку работы. Ее усилия заслуживают больше, чем обычно, так они пред­принимались в процессе большого переезда, который охва­тил весь Центр общественного выбора, и который она на­правляла практически без посторонней помощи. Ее необы­чайная преданность и неизменная приветливость, которые являлись ее характеристиками на протяжении более чем двух десятилетий, продолжали непрестанно удивлять нас и заслуживают нашей постоянной благодарности.

 

Джеффри Бреннан

 Джеймс Бьюкенен

Вернуться

Координация материалов. Экономическая школа

Контакты